Новости Нижнего Новгорода. Люди, места, события. Использование материалов "Репортёр-НН" разрешено только с предварительного согласия правообладателей. Все права на картинки и тексты принадлежат их авторам.
Много раз я уже выступал в этом суде, начиная вдохновенную речь где-нибудь у себя на кухне, бог знает, от чего взволновавшись и придя в движение. А на практике оказывается, что говорить придётся спиной к слушателям, журналистов командированных нет, и, если сам про себя не напишешь, то никто этого не сделает. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих.
Но я же ведь не для Трубникова всё это в суде говорю. Хотя он считает себя там главной фигурой)) Окей, «я должен был бы сказать эту проповедь даже в пустой церкви, перед одной только этой кружкой», – заметил однажды Майстер Экхарт, герой моего диплома, имея в виду ёмкость для пожертвований.
Илья Мясковский
Я был допрашиваем в качестве подсудимого, это важная часть ритуала. Я думал, нужен рассказ о самих деяниях, представленных обвинением в качестве преступных. Я вообще не понял, как составил Булаев обвинительное заключение, а прокурорка зачла, не сказав ничего о мотивах «преступника». Конечно, если я на следствии показаний не давал, то и намерения мои не выявлены; но я думал, что дело без этого в суд нельзя представить. Субъективная сторона преступления… Ан нет, можно. Вот, Лермана, например, осудили, так и не задавшись вопросом, зачем он «найденные» при обыске 10 патронов у себя будто бы хранил.
А накануне меня Матасов, адвокат мой, два часа «мучил»: вёл допрос, как будто в суде. Причём уже второй раз: полтора месяца назад мы тоже готовились. Ну, надо – значит, надо. Убедился Алексей, что «всё плохо», что любой мой ответ только «усугубляет». Но я пояснил, что если начну вилять, да сомневаться – ой, наверное, этого нельзя говорить и вот так не надо! – то ещё хуже выйдет. А такое и со мной бывает. Но нельзя убегать и прятаться, хотя кто-то и может просить о пощаде. Однако без стыда тогда не обойдёшься.
Адвокат Алексей Матасов
Впрочем, закон как раз мне и позволяет умалчивать об этом и о том без всякого стеснения. А внутренний цензор и у меня работает, я не безбашенный. Просто рамки шире. Маме нравилась строчка Градского:
«Я решил себе позволить позволять».
А иначе б и дела не было.
Уточнил я утром ещё пару дат из дела, и поехал.
На улице вдруг снег, а я на велосипеде … Ладно, успел вовремя. А потом ещё четверть часа прокурорку ждали. Пришла новая звёздочка: Пыжевская. Молодая, красивая, ухоженная. Вопросов не задаёт, со всем согласная. Надо же, чтоб за этим столом напротив кто-то в синей форме сидел. У меня уже такой опыт, что даже я лучше б смог. Например, встаёшь и говоришь с умным видом: «На усмотрение суда». Значит, мне, в принципе, по..., но звучит солидно. Однако я никогда в эту «когорту чести» породой не годился. Что-то мешало попасть в ряды успешных. Да и чёрт с ними, чистые погоны – чистая совесть.
Защита приготовила сегодня свои сюрпризы: три заключения специалистов на экспертизу обвинения. За деньги, конечно. «ОВД-Инфо», наверное, оплатил. Даже не знаю уже, можно ли его рекламировать – это теперь «иностранный агент», хорошие люди, значит. Спасибо им.
Из трёх специалистов прийти мог только Виктор Лысов, но все три заключения приобщены к делу. Виктор Иванович выступил по части политологии – убедительно, ярко, красиво. Иногда я не совсем понимал, к чему он ведёт, но, в общем, это звучало очень хорошо. И спасибо ему. Дмитрий Трубников, судья, чуть не начал с ним спорить, но сумел как-то вывернуть в последний момент из своих контраргументов вопрос. Суть была в том, что никакой дискредитации и никаких призывов в предъявленных обвинением публикациях, по мнению Виктора Ивановича, нет. Призыв – это всегда призыв к конкретному действию, а «нет мобилизации» – о чём? Выражение своего отношения, своего мнения. А дискредитация… Вот, например, если б кто написал, что наши солдаты пленных убивают, а они этого не делают – это была бы дискредитация. Правильно подмечено, я думаю. Только это уже статья другая, 207.3, там десять лет светит.
Политолог Виктор Лысов
Наш специалист подтвердил общее недоумение сочинением профессора Устинкина. Заметил, между прочим, и про «ультралиберализм» – это просто сапоги всмятку; но об этом и хватит.
Часть слушателей завершила выступление его аплодисментами, но Трубников на них цыкнул, и все притихли. А людей пришло немало – спасибо всем и каждому. И с кем не получилось перекинуться словом – тоже.
А как выступил я? Себя со стороны не видишь, хотя аудио есть. Легко и свободно, я думаю. «Правду говорить легко и приятно» (цитата из «Мастера и Маргариты» - прим. РНН). Я уже слишком привязан к этому роману Булгакова))
Когда я читал обвинительное заключение, то просто не понимал, где тут я, о чём это вообще; в нём или всё обрезано, как при редактировании фото, или словно в кривом зеркале. Моя задача – рассказать то, что со мной произошло, так, как я это вижу. И линия защиты заключается в том, что данное обвинение – ещё одно звено в цепи преследований со стороны органов, называющих себя правоохранительными, за мою деятельность репортёра.
Я пытался рассказать с самого начала, с 22 февраля (2022 года – прим. РНН). Да, первый незаконный увоз пикетчика на моих глазах случился ещё 22-го. Были и пикеты 23-го, где Калинычеву Диме 14 суток выписали – и это есть в материалах дела! В полицейском протоколе осмотра страницы НГД «ВКонтакте» – там мои фотографии и репортажи.
И про шествие 24-го рассказал. Людей не надо было организовывать и вести, я только успевал снимать. Зачем? Они не спрашивали себя: «зачем», они знали, что так надо делать. А я знал, что я должен хотя бы снимать и рассказывать, если люди рискуют своей свободой. И меня тоже задержали, прямо в момент съёмки.
А когда они шли и скандировали: «Нет войне!», я это понимал как требование, обращённое к правительству, а не какой-то там призыв и дискредитацию. И это требование законное.
Рассказал потом и про то, как мне разбили фотоаппарат росгвардейцы 27 февраля, в годовщину убийства Немцова.
Потом указал на незаконные мартовские задержания – всех подряд на Покре готовы были «винтить». Тут судья понял, что я могу ещё час об этом рассказывать, и попросил ближе к делу. Я ему говорю, что все эти события в материалах уголовного дела и есть, но он требует:
– Ближе к обвинению!
– То есть, Вы тоже хотите «обрезать», как фотографию?
Пришлось пару эпизодов пропустить. Про «мариупольский крест» Марии Петровской рассказал – она в зале сидит, свидетельницей выступила. А вот «Рожай сам!» забыл – эпичная фабрикация административки в 5-м отделе – сбил меня Трубников.
Мария Петровская с плакатом "Рожай сам!" Илью Мясковского посчитали соучастником акции - за фотографирование
Хорошо, перейдём к публикации 22 июня. Это был день первого свидания с Принцессой, и никаких преступных планов я не строил. Фото «для дискредитации» не приискивал – встретил надпись на улице, снял и запостил в кафе, пока заказ ждали. Только потому и вспомнилось, что первое свидание. А два следующих поста не помню точно, где и когда сделаны.
Объясняю: вы людям не даёте с плакатами выходить – они стали на стенах писать. Это тоже акция, это тоже событие, и я чувствую себя обязанным моим подписчикам об этом рассказать. Я мог бы сам на своей странице писать «Нет войне» красивыми и чёткими буквами, если бы хотел что-то там «дискредитировать». Нет, я публиковал чужие граффити, кривые и корявые, потому что это событие: кто-то – не я – вышел и написал.
Алексей мне подсказывает:
– То есть, Вы действовали как летописец?
– Да, и я надеюсь, что история протестного движения в Нижнем Новгороде ещё будет написана.
Напомнил, что не только об акциях писали в «НГД». Второе моё административное дело, кроме «мариупольского креста», было по судебному репортажу о Наталье Резонтовой. В тексте на несколько страниц выискали одну фразу про Украину. И тогда, между прочим, в суд впервые явился Устинкин.
Илья Мясковский фотографирует Наталью Резонтову в день начала суда по ее делу. 10 февраля 2022
А 4 октября я был задержан и арестован, 5-го он исследование написал, пока я сидел, по которому мне обвинение предъявлено. 10 октября я был в суде по мере пресечения, и приговор Льву Лерману пропустил, хотя весь процесс освещал с самого начала. Правоохранительные органы добились успеха и в этом отношении, можно их поздравить.
(Кстати, от Лермана есть письмо, только частное, не публикуется. Он жив и более-менее здоров, шлёт приветы друзьям-товарищам).
Алексей попросил меня рассказать ещё про 2 октября 2022 г., мемориал Ирины Славиной. Поясняю: люди запуганы так, что сомневаются, не схватят ли их за цветы? Я накануне оставил Принцессе телефоны знакомых адвокатов – на всякий случай.
Дочь Ирины Славиной Маргарита Мурахтаева. 2 октября 2022
Маргариту Мурахтаеву я тогда не знал, плакат ей не рисовал. Конечно, сама она пришла на место смерти матери в годовщину этой смерти – кто ей в этом указ? Пришлось на все эти странные вопросы отвечать. Ещё 16 фотографий сделаны, кроме неё, люди репортажа ждали. Задержали Маргариту после, осудили после, и не обязан я был предвидеть в её действиях состав правонарушения – 2 октября полиция никому не препятствовала.
Артёма Шитова знать не знаю; обидно было, что мимо меня событие прошло, я сделал пост по материалам «Активатики». Что мне, плакат в заметке фотошопом замазывать? А плакат с лицом – это и есть сама новость, никому она без фотографии не нужна. Типичный пример обычной информационной публикации, ничего там от меня не добавлено, нейтральными словами сказано.
Так новости об Артеме Шитове выглядят сейчас
Да, в публикации с мемориала Славиной было моё личное мнение, завуалировано, в редакторской подводке. А больше, в общем-то, нигде. Что касается моего отношения к СВО, так я сразу сказал: оно отрицательное.
И снова пришлось рассказывать, как меня задерживали и «осматривали» мой дом 4 октября. Защите было важно озвучить в суде, что я выразил тогда своё несогласие на осмотр, адвоката мне вызвать не дали, и это в протоколе мною записано. А понятые были привозные. Трубникову всякие мелочи не нужны, но я показать хотел, как это нехорошо – охоту на человека устраивать, когда он по своим житейским делам идёт, один и без оружия. Ведь на акции я выходил открыто, не прятался. Нет, им надо врасплох захватить. Ну, нашли ещё молитвенник на иврите, блокнот со стихами, да плакаты 14 года.
Ещё смартфон и ноутбук, конечно; хотя в обвинительном заключении устройства, с которых сделаны публикации, не установлены.
Что-то примерно так я рассказал, а потом закончил. По совету защитника, сославшись на 47-ю статью УПК. На дальнейшие вопросы отвечать отказываюсь. Трубников сдерживал улыбку.
Потом ещё адвокат характеристики мои вспомнил: в 122-й школе мне директор немало благодарностей в трудовой книжке оставила. Вот никак не думал тогда, что они подобным образом понадобятся. И ей спасибо. А там и про патриотическое воспитание подрастающего поколения, между прочим.
Родину, говорю, я люблю; только смешно об этом вот так говорить. Но лучше один дом исторический на Канатной/Короленко покрасить, чем десяток СВО сделать. Потому что там понятие «Родины» становится абстрактным, его легко подменить. А по улицам наши дети ходят, и я хочу, чтобы им здесь нравилось, в Нижнем. Но лучшие всегда уезжают – или в Москву, или за границу. А школьная система регулярный сбой даёт, недорабатывает. И так далее.
Извините, если букв много – в реале это заняло больше часа.
Зато теперь шаг сделан, эта часть пути пройдена. Только прения остались, по сути. Впрочем, Алексей ещё ходатайства готовит, защита свою «партию» не кончила. Но финиш близко.
10 ноября с 13-00 – наше следующее заседание.
А так хотелось про Достоевского рассказать!
До встречи, до связи.
И.М. 27.10.23.
Помочь сайту