Новости Нижнего Новгорода. Люди, места, события. Использование материалов "Репортёр-НН" разрешено только с предварительного согласия правообладателей. Все права на картинки и тексты принадлежат их авторам.
– Так чем же занимается Институт урбанистики, чтобы уж закрыть этот бесконечный вопрос, который уже год преследует вас и вашу команду?
– Мы занимаемся устойчивым развитием территорий. Это подразумевает влияние и на культурный слой, и на социальный слой и даже на физический. Одно без другого не происходит. Сделав только брусчатку, не получится изменить город. Город – это люди и это культура. Чем мы занимаемся? Городскими исследованиями, социальным проектированием, просвещением и образованием и архитектурным проектированием тоже.
– Многое ли удалось сделать за год работы Института?
– Мы работали на максимуме, вот это совершенно точно. А что получилось, что нет, и особенно количественно, я сказать точно не могу. 75 проектов, например, – это много или мало? Я не знаю. В команде института 19 человек, и на те задачи, которые ставит перед нами администрация города, их не хватает. Нет у нас многих специалистов, которые должны в этом участвовать.
– За год работы стало ясно, чего ещё не хватает, кроме людей? Чего бы хотелось?
– В первую очередь очень бы хотелось смены парадигмы и смены правил игры относительно общественных пространств, парков, скверов.
– Сейчас правила сложные?
– Наоборот, очень упрощенные. Видение, как обустроить место, например, парк, очень такое… вертикальное и упрощенное, то есть блок исследования почти всегда отсутствует. А должно быть напротив, горизонтальное, с учетом запроса людей, которые этим пространством пользуются. Надо перейти от ТЗ кого-то, кто отдает приказы, к ТЗ того, кто пользуется.
– Насколько сложно было начинать работу Института?
– Мы просто продолжили ту деятельность, которой занимались, будучи общественной организацией (Центром прикладной урбанистики – прим. РНН). Мы взяли те технологии и наработки, которые у нас были и которые реально работают, и не стали брать то, что не работает. Кто сейчас в Нижнем этим занимается системно – не знаю. Никто, наверное. Развитие городской среды – вот, по сути, наша история.
– Программа «Комфортная городская среда» упала на вас «сверху» или это вы ее предложили?
– Упала. Точно. Хороший образ.
– Когда упала – тяжело придавила? Пришлось с ней бороться и справляться или, наоборот, взялись с радостью за её воплощение, приняв как вызов?
– Хотелось посмотреть эту программу изнутри, в чем может быть ее польза, какие есть недостатки.
– И в чем же её недостатки?
– Главных недостатков – два. Во-первых, сроки. Они всегда очень жесткие, и не хватает времени на нормальные исследования. Хороший пример – та же Покровка. Огромный исторический бэкграунд, а изучить его просто не успевали, не говоря о том, чтобы осмыслить и обсудить. И второй самый главный недостаток программы "КГС" – это ФЗ №44, когда подрядчиков можно искать только по конкурсу и выигрывает тот, кто предлагает сделать дешевле.
– То есть это плохо?
– Просто отвратительно. Территория должна проектироваться теми, кто на ней живет. И стоить должны те, кто здесь живет и для кого город и место – не пустой звук и не очередной проект. Чтобы все видели глаза вот этих людей, которые морально заинтересованы в результате. Которые болеют за место. Они должны хотя бы быть нижегородцами. С одной стороны, сторонние иногородние конторы – это вроде бы неплохо: обмен опытом, взаимная польза, – а с другой стороны, ответственность проектировщика заканчивается подписанием акта. И всё. А что с этим делать дальше? Как это расхлебывать? Кто-то «улетел в космос», а кто-то остался в Нижнем.
– А плюсы «Комфортной городской среды» в ее нынешнем виде?
– Плюсы в том, что она позволила создать каскад общественных обсуждений города с жителями. Другого инструмента в принципе не существует. Люди вынуждены были приходить, поскольку понимали, что сейчас что-то будет и надо в этом участвовать. Многие не верят, что их услышали, но, тем не менее, мы сейчас погрузили общественное ТЗ в эту программу. И эти концепции согласовываются с жителями.
– Многие жители города все равно воспринимают формат общественных обсуждений как некую профанацию. Приглашать приглашают, а потом люди не находят в поправленной концепции или проекте своих предложений. Как это было, например, по парку Кулибина.
– Да, с Кулибина прокол был как раз в технологии. То есть шли не от общего к частному, а начинали реконструкцию парка с маленького участка детского пространства. А у всех жителей запрос-то на парк в целом. И все начали свои «хотелки» на парк забрасывать в этот маленький кусочек игровой площадки. Те обсуждения Институт урбанистики не проводил. Мы уже потом начали полномасштабные исследования парка, а тогда проектанты просто не понимали людей. А когда нет модерации, все быстро превращается в базар.
– Получается, что все эти обсуждения, исследования, донесение запроса жителей на территорию до проектных организаций, – все они еще только проходят путь становления, перехода в более эффективную форму влияния на городское пространство?
– Абсолютно верно. Постепенно старая парадигма «сейчас мы все сделаем, все решим и подарим людям» сталкивается с настроем жителей «давайте, да, дарите нам, – а мы все равно против». Вертикальная схема «заказчик – исполнитель» простая и понятная, особенно для тех структур, которые будут это воплощать. Но теперь появился новый заказчик – жители. И Институт урбанистики как раз модератор общения с этим новым заказчиком. Это и называется социальное проектирование, одно из направлений, которым мы серьезно занимаемся.
– Как вы подводили итоги первого года? Наметились какие-то планы на будущий год?
– У нас ещё стратегические прошлогодние планы не до конца выполнены. Мы не смогли системно запустить образовательный проект. Мы вообще никак не смогли подойти к концепции исторического центра. На самом деле, наверное, мы зациклились на тактических задачках, и про стратегию уже просто некогда было думать. Сейчас мы это четко понимаем. Когда ты внутри процесса, борешься с волнами, тебе лишь бы выплыть, а когда выходишь на берег, понимаешь, что надо думать – куда плывешь. Тогда, возможно, и с волнами бороться не нужно будет.
– Вы директивно работаете? То есть, наверняка бывали случаи, когда вы снимали запрос, проводили исследования, а тот, кто делал проект, просто не использовал ваши наработки?
– Да, такой разрыв есть. Бывает, сделаешь для проекта какие-то задания, погрузишь туда исследования, казалось бы, всё сделали – а проектировщик не берет исследования. «Игнорит» нас и всё! Тогда приходится его уговаривать, объяснять, что люди ходят не так, а вот так. Мы стараемся работать по горизонтали, приглашаем не директоров, а ахитекторов, объясняем. Но иногда, когда уже вот здесь (проводит пальцем по горлу) можем и по вертикали воздействовать. По вертикали проще и быстрее работает даже. Так что рычаги воздействия и у нас есть.
– Год все же прошёл. Институт урбанистики отмечает день рождения. Зачем рефлексировать, если можно просто подвести итоги?
– Любой организации, которая занимается общественными проектами, необходимо периодически останавливаться и смотреть, туда ли они идут. Иначе теряется смысл наращивания компетенций, преемственность. Очень важно быть открытыми. У нас есть и опыт и технологии, которые позволяют показывать нашу работу, и при этом никого не обидеть. Наша работа на стыке интересов разных сторон. Есть проекты, которые спущены нам как поручения, а есть те, на которые есть запрос от экспертного сообщества и от города. Иногда они не пересекаются, но всегда зацепляют чьи-то интересы и взгляды. Если нам «навешивают» сверху, мы добавляем снизу – и наоборот. Очень шаткий баланс, и в этом балансе, конечно, работать довольно сложно. Иногда невозможно. Но интересно. И важно всегда соблюдать нейтральность и независимость. Потому что, если выступить на чьей-то стороне – это значит подогреть конфликт и какую-то войну. А мы этого не хотим. Мы стараемся всегда быть на стороне здравого смысла.
Роман Голотвин