Наталья Резонтова: последнее слово в суде

Уважаемый суд!

Мне довелось жить при трех переломных эпохах. При первых двух то, чем я занимаюсь: журналистика, независимое и объективное освещение событий, стремление к правде и поиск Истины — имели законное право на существование в обществе, честное служение ему, возможность развития и совершенствования . Дороги были открыты. В первых двух. И все пошло назад, в регресс, реакцию и запреты в третьем. 

Первый этап, постсоветский, — развал коммунистической идеи, которая при всей своей тоталитарности и несвободе была все-таки запитана на идеях просвещения, науки и прогресса. Затем был период попытки постсоветского общества осознать себя свободными гражданами и частью свободного цивилизованного мира. 

И наконец, третий — последствие того, что во втором периоде общество позволило себя сломать, деморализовать и внушить себе ложные ценности. Настоящие ложные ценности. Те самые, что льются потоком на головы россиян из источников госпропаганды. 

Ибо именно архаичный великодержавный шовинизм, оправдание агрессии, ненависть и вражда, невежество и мракобесие, отрицание свободы мысли, свободы культуры и науки — вот это как раз ложные идеи. 

Собственно, российская власть и пропаганда никак не объясняют, что имеют в виду под ложными ценностями, кроме ЛГБТ. И это понятно, больше ничего кроме этой темы выудить не получается. А называть ложными ценностями права человека, сменяемость власти, свободные выборы, независимость судов и полиции, независимость СМИ — то есть все демократические институты и гуманистические принципы цивилизованного мира — чиновникам и депутатам как-то уж совсем не комильфо, слишком явно не соответствует Конституции, ведь российская власть картонную маску демократического государства пытается держать, хотя бы для того, чтобы  что-то пытаться диктовать миру. 

Эта маска якобы демократического государства позволяет власти существовать, но быть  именно такой, от которой моя умная и непримиримая к злу и несправедливости коллега и друг Ирина Славина пишет предсмертную записку «В моей смерти прошу винить Российскую Федерацию» и сжигает себя в знак протеста напротив здания одного из колес режима — ГУ МВД. 

И невозможно в здравом уме и совести оправдывать 23 года тюрьмы за якобы хищение, которого не было, как доказано, и при этом пострадавшая компания "Ив-Роше" сама отрицает вину заключенного (речь об Алексее Навальном - прим. РНН). Или 7 лет за высказанное собственное отношение к действиям власти в Украине (речь о депутате Алексее Горинове, первом осужденном за дискредитацию армии - прим. РНН). Или 10 лет за участие в прошлом в деятельности организации, чьей целью была борьба с коррупцией и которую признали террористической много позже (дело против основателей Фонда по борьбе с коррупцией, который теперь признаан государством экстремистским - прим. РНН). Или 20 лет за статью с фактами из открытых источников, которую суд посчитал изменой родине (речь о приговоре журналисту Ивану Сафронову - прим. РНН). И еще масса диких, шокирующих обвинений и приговоров, абсурда и какой-то декамероновской хтони. 

Наконец и это никому не нужное несчастное, т. н. «антисанитарное» дело — уголовное дело за якобы организацию шествия в период коронавирусных ограничений. Растянутое на 1 год и 8 месяцев  с лишением меня работы, с полным лишением связи, с 5 месяцами домашнего ареста и изоляцией от общества. Я не говорю сколько проблем мне создано дополнительно этими запретами в цифровой век.

Но главное, конечно, отсутствие доступа в аккаунты, связанные с зарабатыванием на жизнь.

Пострадавших от митингов нет, претензий ко мне у участников нет. Если бы это не касалось политики, то в этой статье 236 все выглядело бы как при обычном нарушении санитарных норм без пострадавших — административный штраф, а не уголовное дело.

Но и это дело, и все многочисленные дела по стране, в той или иной мере громкие своим произволом, — есть следствие именно той лживой маски соблюдения закона. На самом деле его препарирования как угодно. Любой протест, любая консолидация людей, любая неугодная авторитарному режиму активность, пресекаются. Уже это ставит вопрос о законности действий власти, игнорирующей права и свободы. А если к этому прибавить знание о том, КАК эта власть сверху донизу избирается (в кавычках), то как бы ни старались халдеи от политологии как кремлевские, так и местные, рисовать ей лицо легитимности, демократичности, статусности наконец — выглядит фальшиво.

Маска и декорации — есть маска и декорации. И они неизбежно слетают. Все и всяческие. А в напряженные переломные времена особенно быстро.  

Будь не маска закона, а закон, вместо меня здесь стояли бы первые лица региона и города, их ответственные за здравоохранение, заодно и их горе-пиарщики. Потому что протестные мероприятия, в которых участвовала я, были максимально защищены: большая часть людей шла в масках, в основном соблюдая дистанцию, они шли, а не стояли, в спину другу, а не в лицо. И при этом на улице, а не в помещении. И на просмотренном в прошлый раз видео ясно видно, что толпу с угрозой заражения создавали именно кордоны полиции, перекрывавшие и блокировавшие движение. 

И чуть-чуть о полиции. «Я 25 лет целостность страны защищал», — сказал мне росгвардейский чин на улице 23 января. Целостность. Которая ни что иное — как удержание народа на привязи, то есть пресловутой стабильности, ради статус-кво режима с дворцами и яхтами. Может, ты лично, что-то и защищал, но кто-то за спиной у вас, защитников, куда-то дел, например, 1,5 млн комплектов обмундирования, как на всю страну заявил не оппозиционер какой-нибудь, а член комитета Госдумы по обороне, генерал-лейтенант. 

Мой случайный собеседник назвал протестующих бездельниками. Экипированный, одетый, обутый на налоги с этих самых участников акций, молодых инженеров, технарей, айтишников, желающих жить в цивилизованном и добром мире, а не по законам подворотни и геронтократии. Надо быть очень недалеким, чтобы не понимать простой вещи: избивая дубинками этих людей, ты избиваешь свои шансы жить не нищим. На фоне массовой эмиграции умных и талантливых крайне наивно ждать, что благосостояние всех, кто живет на налоги граждан, останется прежним. Про санкции и экономическую изоляцию я уже и не говорю. 

Доблестные нижегородские полицейские зимой прошлого года залезли в мой Сбербанк и объехали людей, которым или я или они мне переводили деньги — за кофе, за такси и пр. К Олегу Родину двое сотрудников приехали выяснить, за что я перевела ему 300 р. Он вспомнил, что за салат из "Спара". Интересно, как выглядело задание этим сотрудникам от их начальства? "Проверить версию перевода от Резонтовой четырех долларов от Госдепа США на шатание режима"? И кто тут бездельник?

«Я должен кормить семью», сказал мне в ответ на вопросы об абсурдных преследованиях оперативник угрозыска. На все, стало быть, можно пойти, без разницы. Полиция, у которой нет в основе морали, — все это деградация.  

Но любая деградация институтов — бумеранг к институтам. И все это не гуманитарно-пассионарные фразы пятой колонны, а естественный эволюционный ход событий. Ни один режим подавления прав и политических свобод не жил долго, оставляя после себя экономическую разруху. И неважна даже сила репрессий и подавления. Стоит посмотреть на то, что происходит в Иране.

Можно стрелять в людей, но экономический крах тоталитарного государства неизбежен. Потому что тоталитарные государства — изгои цивилизации. Со всеми экономическими, а затем социальными последствиями.

Страну покидают лучшие, умные и талантливые. А что вместо этого? Нетрудно представить. В 90-ые криминал расцвел и существовал параллельно с властью. В 2000-е сросся с властью. Теперь он, кажется, готов вытеснить власть. 
И даже псевдодемократические масочные институты ему будут не нужны, останутся только понятия. Вместо полиции, судов и пенитенциарных органов. Возможно, им сегодня лучше подумать, где их место и роль в стремительно наступающем другом будущем. 

Но вернусь к протестному шествию, за которое меня судят. Все организованные властью масленицы, «Горьковские елки», «Лыжни России» и прочие увеселения народа на фоне инфляции, религиозные празднования принесли доказанный ущерб с пострадавшими, заболевшими, то есть. Количество погибших насельниц Дивеевского монастыря до сих пор точно неизвестно. Или например, прекрасное такое двухдневное мероприятие в здании Нижегородской Ярмарки в июне 21-го, в разгар следствия по моему делу. «VII Всероссийский съезд некоммерческих организаций, осуществляющих деятельность, направленную на обеспечение проведения капитального ремонта общего имущества в многоквартирных домах». И согласно фотографиям в сообщениях СМИ о съезде, ни на одном! из этих, должно быть, образованных прекрасных людей, нет масок, все сидят на стульях вплотную. В помещении. 

Это протестные мероприятия проводить в коронавирус нельзя, даже в масках, а организованные властью мероприятия, тем более для дележа денег, собираемых с жителей на капремонт, очень даже можно, и без масок, и без дистанций, и в помещении. За два дня это архиважное, что прямо подгорало, массовое скопление людей без масок посетили 2500 человек! 

При этом у протестных митингов 23 и 31 января не было организаторов и координаторов. А в перечисленных — они все очевидны и конкретны. 

Но эти двойные стандарты, эта кривая маска вместо демократических институтов — ступень к сегодняшним событиям. И это бьет бумерангом по всем. Например, на фронт отправляют заключенных взамен на освобождение. То есть получается зря работали и следователи, которые расследовали их дела, вели, тратили силы и время. И судьи, которые думали, готовили обоснованное решение. 

Если какая-то общественная система идет против естественного движения к цивилизованности, все институты в ней неизбежно деградируют, змея Уроборос всегда пожирает свой хвост. Закон должен быть не кривым и масочным, а основанным на правах и свободах гражданина, на ценности равноправия и справедливости. А таким он может быть только при сменяемости власти. 

Далее. У обоих оппозиционных митингов-шествий общая черта – отсутствие координации и организации. Это именно добровольное желание, воля свободных граждан выразить свой протест, это их конституционное право. Никто никому денег не платил. Очевидно, что кому-то трудно это понять – что кто-то а) самоорганизуется и б) не получает за это деньги. 

Все это — та базовая платформа, почему мое дело абсурдно и несправедливо. И почему я должна быть оправдана. 

Что говорится в статье 236, часть 1 УК РФ? 

Читаем: «Уголовная ответственность за нарушение санитарно- эпидемиологических правил, создавшее угрозу наступления таких последствий, может наступать только в случае реальности этой угрозы, когда массовое заболевание или отравление людей не произошло лишь в результате вовремя принятых органами государственной власти, местного самоуправления, медицинскими работниками и другими лицами мер, направленных на предотвращение распространения заболевания (отравления), или в результате иных обстоятельств, не зависящих от воли лица, нарушившего указанные правила».

Реальность заболевания была слабой, люди были на улице и в масках. 

Заболевших не было! Все три человека, на которых с подачи Роспотребнадзора — двое контактировавших с больными и один, сдавший тесты, — не болели ни до митингов, ни после. Как ни старался Роспотребнадзор, отыскать больных не удалось. Человек, который был среди согласившихся сдать тест в отделе полиции и получил положительный результат, сдал тест еще раз через три дня в независимой клинике и получил дважды подтвержденный отрицательный результат. То есть пострадавших, обвинивших меня в заболевании или хотя бы в плохом настроении, не было. Это к вопросу о возможности. 

Ну и пункт о том, что распространение инфекции не произошло из-за действий якобы полиции, как утверждает обвинение, клеить сюда ну никак не получится: очевидный факт, даже по камерам, которые в перемотке просмотрели здесь. Я, следователь и мой защитник видели это подробно. Видно, что именно полицейские создавали скученность и угрозу заболевания своими кордонами. При этом сами были без масок. Это подтверждали и свидетели, не тайные. С тайных какой спрос, это клоунада вообще. 

Так что если кто и предотвратил угрозу, созданную полицейскими, то это сами участники акций, уходившие от скученных в кордонах дворами, избегавшие толпы.     

Ни больных, ни угроз. 

Далее. Участники выбирали идти или не идти сами, это зрелые люди, а не бессловесные бюджетники, идущие, куда директор велел, хоть на путинг, хоть на парад планет. 

Лично я, еще раз это повторю, рада именно тому, что была среди людей, которые не бараны, им не нужен пастух. Лидеры нужны. И вот они как раз и выходили, в частности, чтобы поддержать одного из лидеров борьбы против автократии и коррупции, Алексея Навального. 

Напомню, 17 января 2021 года Навальный вернулся в Россию и был сразу же задержан и затем арестован на месяц по обвинению в нарушении испытательного срока по делу «Ив Роше». Он физически не мог отметиться в службе исполнения наказания, потому что был без сознания после его отравления и лежал в германской больнице в реанимации. 19 января его соратниками был опубликовал документальный фильм-расследование о дворце в Геледжике, который назван дворцом Путина. Условный срок Алексею Анатольевичу заменили на реальный. А затем добавили еще придуманных дел и теперь ему грозит до 23 лет тюрьмы. 

Этот человек не убийца, не педофил, не глава ОПГ, не украл из кошелька граждан миллиардов. Можно ли называть это имеющим хоть какое-то отношение к закону — отрицательный ответ подтверждают факты нынешних издевательств в тюрьме над главным заключенным России. Причина — противостояние узурпации власти. Поэтому люди и вышли. Сами. Никто их не организовывал. 

Так что же это было в моем случае? Были подставные тайные свидетели и желание напугать несогласных на моем примере. Неудачный пример, неудачная попытка. Ну да уж другого министерства внутренней политики Нижегородской области у нас для вас нет.

Но нет худа без добра, я увидела, сколько у меня друзей и сторонников, готовых помочь, не выходя за рамки запретов при этом.

Обвинение просит ограничения свободы на 2,5 года. 

Удивительно, как сменилось время. И в нижегородском кремле, и в Москве мне вручали награды, даже медаль, за журналистскую работу, теперь по сути за ее же нынешнее государство прессует. Уже 1 год и 8 месяцев я лишена интернета и телефонной связи, лишена работы, тем более 5 месяцев проведя под домашним арестом. Теперь обвинение хочет продолжить еще на 2,5 года эти меры. Цензура и искоренение свободы слова уничтожили рынок СМИ. За редким исключением остались информационные бюллетени о деятельности власти и разного сорта информационные помойки. Работы там для таких, как я, нет. И не надо. Я уже давно зарабатываю в основном как экскурсовод. Этой работы я лишена, как я уже сказала. Если будет ограничение свободы, предполагающее запрет на выезд из Нижнего Новгорода, это тоже практически закроет мне возможность зарабатывать на свою жизнь. Туристы редко берут экскурсию только в Нижний, чаще с выездом куда-то в наши интересные города. Я работаю по Нижегородской области, по Владимирской, по другим соседним областям и республикам. 

У меня в одном из пригородов часть недвижимости, я должна иметь право владеть ей. 

В том же пригороде мои родственники и школьные друзья, с которыми я вижусь, за исключением, понятно, домашнего ареста. Моей единственной из живых тетке 88,5 лет. Из дома она почти не выходит. Что означает запрет на выезд из города для меня в течение такого долгого времени — нетрудно понять.

У меня там могилы всех членов семьи, в которой я выросла. Ухаживать за ними некому. Захоронениям требуется обустройство.  

И еще. Я живу за рулем и в путешествиях. Это для меня как дышать. У меня две водительских категории поэтому. Я издавала свой полноценный печатный журнал «Автопутешествия». Я мечтаю, что наступит время и он снова будет радовать любителей краеведческого самостоятельного автотуризма. 

Еще я художник-любитель. Я люблю писать пейзажи. Выезжаю на машине на природу на целый день. Этим я не зарабатываю. Но без творчества и хобби человек жить не может. 

Я не считаю себя виновной, не считаю, что есть причины для любого уголовного наказания. Моя защита привела объективные доказательства. Но если суд доводы защиты все же не примет, хочу обратить внимание, что при условии сохранения свободы перемещения я смогу зарабатывать на выплату штрафа.  

За что может так жестко вести себя прокуратура? Не думаю, что у них на меня зуб. Или следственное управление УВД по Нижнему Новгороду, которое с удовольствием отмахнулось бы от этого дела, была б его воля, говорю, зная с их слов? 

Единственный орган, который может мне мстить — это аппарат областного правительства. Месть за победу на выборах в городскую думу Нижнего Новгорода. Именно за победу, когда все расчеты министерства внутренней политики и кремлевских политолухов, пренебрежительно заявлявших: ну наберет Резонтова 1-2 % — не оправдались. И когда увидели подсчет голосов, где я опережаю, они опомнились и им пришлось выгрызать на нескольких участках разными способами нужный перевес для кандидатки-единоросски. Репутацию это не спасло. И мои 34 % против 45 % кандидатки от ЕР все равно остались победой. Я бы вот попросила представителей власти и дальше слушать симулянтов и  псевдо-специалистов от политологии. Что здесь, что на большом федеральном уровне.

Но глупо оборачивать эту месть против меня. Это же не я одна сделала эти результаты, это люди, которые голосовали за меня, которые организовывали мощнейшую, до того невиданную здесь избирательную кампанию при условии недоступности государственных масс-медиа.

Это месть не мне, а независимым гражданам. Власть считает, как поет Вася Обломов, что «плохой достался им народ, неблагодарный, злой», не за тех, мол, голосует, перевоспитать его надоть. А сейчас недовольных все больше, даже тех, кто как-то сторонился активного протеста раньше. То, что на улицах никого нет, не должно обманывать.

Впрочем, про бумеранг я уже говорила. С политическими протестами бороться можно, а вот с социальными в условиях потери рейтинга очень рискованно. 

Благодарю за внимание. У меня все.
 

ОРИГИНАЛ ТЕКСТА

Эта публикация в соцсетях