В своем новом тексте политический активист Илья Мясковский вновь проводит параллели между знаменитыми борцами за свободу в прошлом и их современными последователями. Напомним, самого Мясковского еще ждет приговор по уголовному делу о «дискредитации Вооруженных сил».
Складываю сюда свои текущие впечатления, иногда бессвязно.
Главные «подвиги» у меня – на поле чтения. Три тома мемуаров Веры Фигнер прочитаны, и одно пожелание – все бы так писали. А писалось ей нелегко. Например, после выхода из Шлиссельбурга и окончания ссылки в Нёноксе, на севере, после поездки к сестре в Нижний и в имение брата, унаследованное от родителей, она обратилась к врачу, потому что остался некий груз на душе, раздражительность, скепсис. Вот просто к тишине привыкла и к одиночеству. Освобождение – весьма условное, под надзором полиции – стало для неё не праздником, а новым испытанием. Врач – психотерапевт, как я понимаю, - ей сказал, что надо от всего отстраниться и просто к жизни пока присматриваться. «Лет через десять, - сказал, - может быть, вы и вернётесь к норме». Ещё десять лет реабилитации! Как же всё непросто…
Фигнеры в 1915 году
Должен исправить одну свою неточность: Веру освободили не по амнистии 1905 г., как её товарищей, а годом раньше. Мама написала прошение о помиловании, хотя дочь велела никогда этого не делать. У матери были свои резоны: диагностировали рак; захотелось, наверное, увидеться перед смертью. Не довелось: бессрочную каторгу заменили 20 годами, но мать уже до окончания срока не дожила. А Вера мучилась. Тоже трагедия.
И ещё две маленьких истории из её мемуаров – о врачах.
Пётр Францевич Лесгафт, у которого сёстры Фигнер учились анатомии в Казани, уволенный из университета в 1871 г. по какому-то доносу, продолжил свою бурную деятельность в столице. Мы его вроде бы знаем как основоположника физкультурной педагогики: важной считал гимнастику для воспитания человека. Но я здесь о другом. Он создал собственный научный институт, где нашёл работу для амнистированных шлиссельбуржцев-интеллектуалов, включая Николая Морозова. Предлагал работу и Вере при встрече, но та не нуждалась (у неё один брат, Николай – известнейший оперный певец, денег куры не клевали, другой, Пётр – инженер и управляющий заводами, помещик; здесь вся семья какая-то особенная, энергичная). Вера пишет, что Лесгафт поразил её прежней энергией и обаянием, как будто и не осталось тридцати пяти лет за плечами. Пётр Францевич извлёк откуда-то и подарил своей ученице фотографию: вот они с сестрой Лидией в лаборатории Казанского университета. Боже, какая романтика! Где бы ещё эту фотографию увидеть?
Лидия и Вера Фигнер
Вы помните, что после Казани сёстры Фигнер поехали учиться в Цюрих – по примеру нашей Надежды Сусловой, получившей там в 1867 г. степень доктора медицины. Все же знают, что нижегородка Суслова – первая женщина-врач в России. Оказывается, она в том Цюрихе «подцепила», извините, серьёзного жениха, учившегося там же – Фридриха Эрисмана. И, о чудо, он приехал за ней в Россию и работал у нас лет тридцать, пока не выгнали. Да, есть институт имени Лесгафта, а есть ещё и имени Эрисмана – и оба они были хорошо знакомы Вере Фигнер. Последний принял даже православие и пишется у нас Фёдором Фёдоровичем. Он вначале написал в России книгу о том, как дети портят себе зрение в школе, он был офтальмологом. Потом конструировал парты – мне как раз жаловалась знакомая на сколиоз своей дочери. Да я и сам с близорукостью и «кривым» позвоночником. А Эрисман чуть ли не первым в России профилактикой обеспокоился. Потом он стал главным санитарным врачом в Московском земстве, потом ещё кем-то… Основал санитарную станцию – нынешний институт гигиены его имени. В русско-турецкой войне 1877-1878 гг., между прочим, участвовал. С Надеждой Прокофьевной развёлся, на её однокурснице женился. А потом его из Московского университета уволили. По политическим мотивам. В 1896 году. Он и вернулся в свою Швейцарию, вместе с новой семьёй, благо вторая жена – прибалтийская немка. И был у себя в Цюрихе членом городского и кантонального совета, при этом – крупнейшим социал-демократом. Первым доктором наук в своей «пролетарской» партии. И много хорошего там ещё сделал, и улица в его честь в Цюрихе названа. И, заметьте, ничего не взорвал и никого не зарезал. Но нам зачем такие, правда?
Здесь удивительно, что часто вспоминают русских женщин, ставших музами великих художников за границей, вроде Сальвадора Дали или Пикассо. А эта история, наоборот, о том, как россиянка сама на «загнивающем» Западе выучилась и домой вернулась, да с собой ещё крутого мужика привезла.
Фридрих Эрисман
Но нет, не срослось. Впрочем, можно радоваться, что хоть тридцать лет замечательный человек в России поработал.
И да простит мне Устинкин, что нахожу я в истории не русофобию Запада, а наше сотрудничество. Россия была в какой-то мере частью Европы, в этом всё дело.
А по данной теме у меня ещё одна новость. Извещает Европейский Суд в Страсбурге, что причитается мне, в ряду многих других, от российского государства компенсация в 6 тыс. евро за два незаконных ареста 2018 г. Это были шествия в память о Борисе Немцове и против пенсионной реформы. Так что теперь мне захочется жить дольше - не только ради убегающей пенсии, но и для получения этих богатств после падения путинского режима. Материальный интерес у меня появился )))
Выписка из постановления ЕСПЧ
Но я позволю себе вернуться ещё к одному моменту из жизни Веры Николаевны. На новый 1910 г. основала она в Париже Международное общество помощи политкаторжанам, будучи его секретарём. Вроде нашего Политического Красного креста – такие организации и тогда существовали, и в Нижнем Новгороде тоже. Только Фигнер сделала акцент на самых нуждающихся – каторжниках. Регулярные сборы и пересылка денег по тюрьмам. Источники – взносы и пожертвования. Вере Николаевне, как Вы понимаете, давали. Приедет такая красавица в Лондон, прочитает на митинге доклад о своём заточении в Шлиссельбурге – и англичане плачут. Они уже как-то привыкли к своему правовому государству и спрашивают: что, в самом деле, можно человека за решётку спрятать на пять лет без всякого суда?! Был и такой случай на памяти Веры. А в это время Николай II решил с визитом Англию посетить – ему такой приём подготовили, что он не стал в Лондоне показываться, a встретился со своим коллегой Эдвардом VII на борту собственной яхты. Правда, до ордера на арест в Гааге дело ещё не дошло.
И Вера Николаевна пишет в своих отчётах о потрясающих деталях содержания в каторжных тюрьмах уже после вынесения приговора. 37 человек в 14-местной камере, так что даже на полу не хватает места, чтобы спать. и вонючая параша в углу. Громадный процент смертности от чахотки – не возможности отделить больных от здоровых (во Владимирском централе 86 умерших из 780 заключённых в 1911 г.). Просто скудное питание. Избиения арестантов тюремщиками, телесные наказания. Как-то они были отменены в 1863 г., но и полвека спустя в тюрьмах остались. В общем, знакомая – по сообщениям Навального – картина, только на порядок-другой хуже. У нас всё-таки прогресс в этой области, наша ФСИН – не чета царскому ГТУ. Только тяга некоторых господ туда, назад к «скрепам», меня смущает. Вы, правда, хотите туда вернуться, к чахотке и розгам?! И чтобы никаких правозащитников? Тогда у меня для вас к этой истории есть постскриптум.
Общество помощи политкаторжанам времён Веры Фигнер – это ведь эпоха Петра Столыпина, которой я немного занимался. И я уже, грешным делом, думал ему эти прелести приписать – министру внутренних дел. Но нет, тюрьмы переданы были в 1895 г. министерству юстиции. А там перец ещё круче – Иван Григорьевич Щегловитов. «Скрепнее» некуда, просто не бывает. Я о нём в своё время из книжки о деле Бейлиса узнал – это мракобесие до суда бы не дошло без стараний прокуратуры, подчинявшейся тогда Минюсту. (О деле Бейлиса, возможно, даже образованные россияне не знают – извините, тут уже Гугл вам в помощь, о юдофобии сами читайте). Из разных источников одна картина: Щегловитов тормозил любые реформы при всяком обсуждении. Столыпин предлагал, между прочим, условное уголовное наказание в России ввести – не прокатило. И всё равно Петру Аркадьевичу тюремные ужасы в вину поставлю: он премьер, он за многое отвечал, он и Щегловитова в правительство взял.
Столыпин хорошо говорил: разве государство не имеет право от террористов защищаться? Конечно, имеет; хотя всё-таки защищать оно должно вначале обывателей, а уже потом самое себя. Однако после того как революционер схвачен и обезоружен, извольте с ним сносно обращаться – просто из чувства гуманизма. Вы – инструмент правопорядка. А он гражданин, и он не безнадёжен. Личная мстительность здесь недопустима. Но нет, этим господам на выборы не идти, гуманность им не к лицу и не по размеру.
Министр Щегловитов
А что же Щегловитов? Расстрелян 5 сентября 1918 г., в первый день официально объявленного «красного террора». И в тюрьме перед этим посидел полтора года. Нет, я сто раз писал уже против террора. Я против смертной казни, и лучше было бы Щегловитова просто за решёткой оставить. Но меня кто спрашивает? Там такие страсти разыгрались… К слову сказать, нет никакой связи между бывшим министром юстиции, анархисткой Фанни Каплан, схваченной после выстрелов в Ленина, и войсками Комуча, наступавшими на большевиков из Самары. Странные тараканы были в голове у Свердлова и прочих коммунистов. Этим и плох террор. Но у него были свои корни. И мне не жаль Щегловитова.
…4 июня отмечал День рождения Алексей Навальный. И наша страна убедилась снова, что даже с шариком ходить уже нельзя, даже мелом на асфальте ты ущерб государству наносишь. Мы же всерьёз взвешиваем: можно человека с Днём рождения поздравить или это уже статья? Они хотят Навального к Гитлеру приравнять, а себя в зеркале не видят. С внутренним врагом справились, не спорю. Это же не Украина, тут всё проще; хотя про внешние подвиги РФ, как вы понимаете, мне сейчас лучше помалкивать.
Надеюсь, Алексей Анатольевич выйдет когда-нибудь из-за решётки, в добром здравии и рассудке, равно как и прочие политзаключённые России. Хотелось бы «малой кровью», без ужасов террора. Но нас история о наших «хотелках» не спрашивает…
А ещё 6 июня – День рождения Пушкина. И сообщают, что Матвиенко уже высказалась: дескать, «Пушкин наш», вроде Крыма. И вправду, Пушкин тоже стал в свои последние годы немного «ватником». Но для нас история в 1837 г. не кончилась; мы знаем, чем николаевское царствование завершилось – падением Севастополя. Не пошли англичане с французами снова на Москву, а высадились в Крыму, и вся «русская земля», «стальной щетиною сверкая», не смогла Севастополь удержать. «Можем повторить»? Запросто. Только, Валентина Ивановна, лучше персонально, в личном порядке, не прячась за спины мобилизованных.
Памятник Пушкину в Москве (А.М.Опекушин, 1880)
А в связи с великим поэтом, попавшим в сети патриотической пропаганды, я напомню стихи Крылова:
Орлам случается и ниже кур спускаться,
Но курам никогда до облак не подняться.
Ошибки Пушкина не добавляют правоты Матвиенке.
Он и другие стихи писал. Например:
Любовь и дружество до вас
Дойдут сквозь мрачные затворы …
И там ещё про темницы, которые рухнут…
«И милость к падшим призывал».
Так что, не надо примазываться к чужому величию. Каждому своё.
До встречи, до связи.
Илья Мясковский
Помочь сайту
Новости Нижнего Новгорода. Люди, места, события. Использование материалов "Репортёр-НН" разрешено только с предварительного согласия правообладателей. Все права на картинки и тексты принадлежат их авторам.
